СКУЛЬПТУРА И ДЕКОРАТИВНО-ПРИКЛАДНОЕ ИСКУССТВО 

   ≪Украсно украшенная≫, как вспоминает современник, Русь была ≪многими красотами удивлена≫. Роль декоративного искусства в этом огромна. Развиваясь в тесном соприкосновении с архитектурой и живописью, оно не только испытывало на себе их влияние, но, в свою очередь, питало эти искусства художественными идеями, образами, мастерством. Достаточно отметить столь примечательный факт, что в древнерусской художественной культуре скульптурное начало процветало внутри декоративного творчества, в разных видах мелкой пластики: в резьбе по дереву и камню, чеканке и литье. Круглая скульптура, почитавшаяся за искусство греховное, языческое, долго не имела места в христианской Руси. Тем не менее в народном искусстве языческой Руси, в монолитных, столбообразных, лаконичных объемах деревянных идолов уже выражалось развитое чувство крупной пространственной формы. Несколькими движениями резца из бревна, воткнутого в землю, выявлялась с большой экспрессией лицо. Гвоздики, вбитые на месте глаз, заставляли сверкать их устрашающим блеском. Тонкие губы, небольшой рот, подчеркнутый красной краской, сильный подбородок, выдвинутый вперед, и круто поднимающийся над выпуклыми бровями лоб придавали живую остроту деревянной скульптуре. 

   ≪По украинам≫, как свидетельствует летописец, продолжали долго еще молиться Перуну и погребать умерших а курганах вместе с имуществом. Как и ≪Слово о полку Игореве≫, декоративное искусство, свободное от церковных канонов, было насыщено языческой образностью.

    Раскопки в Новгороде в 1951—962 годах раскрыли неизвестный и еще не виданный нами мир деревянных вещей и строений Древней Руси: корабли, дома и прочее. Пластическое начало проявлялось во всем —от реалистических, вырезанных из дерева голов птиц, собак до сучка с намеком на морду зверя. Ложки, чаши отличали скульптурность формы, безупречность пропорций. Ковши обычно принимали образ птицы —утки или лебедя, голова и шея служили рукояткой. Такая метафора предмета-птицы имела магический смысл и выражала образность поэтических представлений народа. Обрядовое значение определяло традиционность и устойчивость такой формы в народном быту. 

   На Нереаском раскопе (Новгород) найдена архитектурная резьба — колонны, резные причелины, наличники и другие детали, дающие представление о богатстве художественного облика древнего жилища X! века, сходного с русским крестьянским жилищем XIX вена. Сложный орнамент из плетенки и звериных мотивов, выполненный в технике плоско-рельефной резьбы, густо покрывает крыльца, столбы, лестницы. На сохранившемся столбе-колонне в двух круглых клеймах изображены грифон с телом барса и кентавр, хвост которого прорастает в плетенку. Плавной, бесконечной лентой плетенка охватывает поверхность столба и возвращается к центру композиции. Орнаментальные насечки придают форме объемность. Фон, обработанный мелкой порезкой, включается в узорную композицию.

   Нередко отдельные детали приобретали скульптурное завершение в виде куриц, коньков.

  Чувство монументального в декоративно-прикладном искусстве на Руси было тесно слито с пониманием материала и пластического ритма изображения, Резные корабли, у которых (по былине) нос и корма изукрашены по-звериному, узорная мебель, резная и расписная посуда, расшитые золотом и шелком ткани, ювелирные украшения — все связано единством стиля и представляло в X—XI веках мир поэтических образов, пронизанный древней мифологией.

   ≪Узорочье≫ —так называли киевляне изделия древнерусских мастеров —в городах не было безымянным, как в деревне. Там были свои художественные школы, свои выдающиеся прославленные мастера.

   С принятием христианства, с развитием торговых отношений с Востоком и Западом русское декоративное искусство не могло оставаться в стороне от влиянийАзвезд византийской культуры. Но оно всегда сохраняло свою самостоятельность, оставаясь во всем художественно оригинальным. 

    Высокий образец русского декоративного искусства с истоками, уходящими в глубину тысячелетий, представляет Турий рог из княжеского кургане Черная Могила в Чернигове середины X века (ГИМ).

    Турий рог у восточных славян был священным обрядовым сосудом. В могиле князя, современника Святослава, турьи рога лежали вместе с жертвенным ножом — князь был жрецом. Отсюда глубокий символический смысл орнамента.

    Вычеканенные растительные мотивы, ромбическая форма блях, изображения птиц и фантастических животных, сросшихся хвостами, наконец, сцена пускания стрел — все это несет следы заклинательной магии, многозначной по своему содержанию.

    Подобные мотивы мы видим на бытовых изделиях XII—XIII веков. Ритуальный смысл многих из них раскрывается в связи со свадебным обрядом. И это не удивительно. Деревня была еще языческой, христианство, наложившее печать на городскую культуру, мало ее коснулось. Народные начала прежде всего сказывались в орнаменте, обрядовые истоки определяли его семантический смысл. Так, височные литые, кольцеобразные, с расходящимися лучами подвески радимичей заключали внутри кольца изображения коня или птицы — символы солнечной стихии, привлекающие благодатные силы. Женские украшения с символическими изображениями имели ритуальное значение или служили в качестве оберега.

    Золотые цепи, скульптурные по форме звездчатые серебряные колты — височные подвески (Тверской клад, XI—XII век, ГРМ), монисто из нарядных медальонов, цветных бус, подвесок, крестиков, усыпанных зернью, с тончайшей сканью, широкие серебряные браслеты, драгоценные перстни — все это придавало праздничному женскому наряду многоцветность и богатство. Птицы, змеи, драконы, вплетенные в растительные узлы чеканого орнамента серебряного браслета XIII века из Киева (КГИМ), головы льва и львицы на браслете из клада в Чернигове XII—XIII века (ГИМ) также имели смысл заклинательной магии, восходящей к почитанию весенних вод, Тема плодородия была в центре внимания древнерусского художника, с ней связывалось представление о счастье, благе, добре. Образ вечно живого и возрождающегося мира возникает в композиции, где изображены сплетающиеся звери, цветы, птицы и даже человеческие фигуры. Формы, линии, ритмы словно продолжаются без конца и края. Их хитрый узор удивителен по своей фантастичности и крепкой пластике.

   Древнерусский мастер был универсалом. Если он ковал, лил металл, то обязательно умел его чеканить и гравировать, чернить, покрывать орнаментом рукоятки, ножны мечей, шлемы воинов, женские украшения и, наконец, посуду.

  Техника чернения, появившаяся на Руси вХ—XI веках, позже широко применялась в русском искусстве. Обычно изображение делали выпуклым, рельеф сохранял блеск серебра, а фон заливали чернью — расплавленный путем накаливания порошок из сплава серебра, свинца, меди и серы. Линия, прорисованная резцом по светлому полю, также чернилась.

   Одним из древних технических приемов ювелиров была филигрань — тонкая крученая проволока. На Руси ее называли сканью.

    Техника скани с зернью создавала особенно тонкий, ажурный, изящный узор на височных кольцах и лунницах, вводимых в ожерелье как символический знак.

   Филигранные золотые нити спиралями напаивали на гладкую поверхность браслетов, медальонов, окладов. Например, на окладе знаменитого Мстиславова евангелия гибкие золотые спирали создают тончайшую игру вьющихся линий. Они то уплотняются, сгущаются, то разряжаются просветами фока. Сочетанием легкого светящегося ажура орнамента и блестящих плоскостей достигается декоративная выразительность образа вещи.

  Одной из вершин декоративно-прикладное искусство Древней Руси достигло в цветных эмалях — перегородчатой и выемчатой. Здесь, как и на одежде и в искусстве рукописных книг, влияние культуры христианского мира сказывалось наиболее отчетливо. Учителями эмальерного дела были греки.

   Техника эмалей состояла в том, что ее углубления по контуру рисунка, выдавливаемого в золотой пластин≫, напаивали на ребро тончайшие золотые перегородки. Они образовывали границу красочного пятна, золотую линию рисунка. В ячейки засыпали разноцветный эмалевый порошок; под воздействием высокой температуры он плавился, создавая плотную блестящую поверхность. На золотом фоне чистые, сияющие цвета эмалей, контрастных и перетекающих тонов, воплощали образы, близкие к образам древнерусской иконы.

   Эмалью украшались женские головные уборы, цепи, колты, переплеты книг, образки. Из княжеских кладов сохранились две золотые диадемы. На одной (клад из Сахновки, XII век, КГИМ, ил, 13) в центре композиции ≪Вознесение Александра Македонского на небо≫; он изображен в полете на грифонах; растительный орнамент украшает другие звенья диадемы. На другой диадеме (XII век) помещен ≪Деисус≫, по сторонам — изображения архангелов и апостолов и ≪древа жизни≫. Голубые, синие тона на золотом фоне мягко гармонируют с нежно-зелеными, охристыми, выделяя акценты красного.

   Соединение христианского и древнеязыческого начал отражено в содержании образа птиц и ≪древа жизни≫: примером могут служить золотые колты с двумя сиринами перед ростком (XII век, КГИМ, ил. 14, 15). Здесь языческий символ плодородия претворен в образ поэтического содержания. Он отражает представления христианского мира.

   Ритмы перетекающего и контрастного цвета эмалей колтов, пропорциональность крупных и мелких деталей в композиции организуют изображение сиринов в пространстве фона с такой свободой и чувством гармонии, что позволяют поставить рассматриваемые произведения в ряд лучших творений живописи Киевской Руси.

   Повседневный убор княгинь и бочрынь был не менее красивым. В его декоре больше встречается языческих мотивов, близких народному искусству. Лицо женщины окружали магические символы, оберегающие от зла. Так декоративное искусство несло печать двоеверия Руси. Христианское вбирало в себя языческое. Языческое растворяло христианское. Это особенно наглядно проявилось в орнаментике Остромировае вангелия {о нем см. раздел первый, главу вторую).

   В XIII веке орнамент сплошь заплетает поверхность изделия, почти не оставляя свободного пространства. Но чувство формы сохраняется живым, полнокровным, что всегда выделяет русские изделия и отличает их от византийских, где сухость, изощренный эстетизм порой подменяют живое дыхание искусства.

   Образ человека, стоящий в центре художественного восприятия мира, с особенно тонким чувством жизни воплотился в мелкой пластике, несмотря на отвлеченность христианских сюжетов: в резьбе по камню, литье, на монетах. Именно в резьбе по камню, больше всего сказались влияния христианского мировоззрения и христианской символики.

   Изделия мелкой пластики XII—I11 веков очень разнообразны по художественным достоинствам: наряду с ремесленными многие памятники поднимаются до высот большого искусства, как, например, две небольшие иконки из стеатита (светло-зеленого камня), по-разному изображающие сюжет ≪Уверения апостола Фомы≫ (XIII век, КГИМ). Пластическая выразительность тонкой резьбы проникнута высоким пониманием формы; человеческий образ драматичен, мягкий круглящийся контур ≪узыкален. В философичности м ПОЭТИЧНОСТИ изображения, выражающего сомнение Фомы в воскресении Иисуса, чьи раны он недоверчиво ощупывает, в композиционной сложности и вдохновенности решения образа проявились огромная творческая сила, чувство монументальности, роднящее декоративноприкладное искусство с искусством монументальных форм, и прежде всего с архитектурой и живописью. Древнерусский храм, представлявший синтез всех искусств, открывал простор и для развития малых форм.

   Немногие памятники позволяют судить об архитектурной резьбе, хотя известно, что во внутреннем убранстве храма Софии, как и Десятинной церкви, значительную роль играла каменная резьба. Плиты алтарной преграды, украшенные резным орнаментом, гробница Ярослава с архаическими резными мотивами были созданы византийскими мастерами.

   Русские мастера, имевшие богатейший опыт в резьбе по дереву, перенесли свои технические навыки и чувство крупной формы в обработку камня. Среди дошедших до нас киевских рельефов к местной работе относятся два рельефа, которые были вделаны в стену типографии Киево-Печерской лавры. На одном рельефе изображен Геракл, борющийся со львом. Движение сильных рук, схвативших морду животного, определяет энергичный ритм композиции. На другом рельефе изображена Кибела, едущая в колеснице, запряженной львами (XI век). Фигуры развернуты по плоскости, линии глубоко врезаны в поверхность. Античная традиция здесь преломилась сквозь призму народного чувства формы в резьбе по дереву. 

    Местные художественные традиций проявились особенно сильно в двух рельефах из Михайловского Златоверхого монастыря в Киеве (красный шифер, рубеж XI—II веков, ПТ, ил. 9). На одном изображены скачущие навстречу друг другу всадники. Один—Георгий Каппадокийский—пронзает копьем змея. Другой —Федор Стратилат —также направляет свое копье на змея. Мотив сражения со змеем —один из древних, он имеет глубокие корни в народной поэзии.

   В композиции другого рельефа изображены два всадника: святой Нестор, убивающий поверженного гладиатора Лия (всадник справа), и святой Дмитрий, благословляющий происходящее. Копье в его руке —знак воинской доблести. Есть основания предполагать, что в этой композиции изображены патроны князя Ярослава и его сына Изяслава, получивших при крещении имена Георгий и Дмитрий.

    Замкнутая композиция с почти симметричным изображением двух всадников заставляет вспоминать геральдический мотив предстоящих всадников в народном искусстве. Она сохраняет следы мифических представлений о небесном воинстве. В изображениях коней, в трактовке фигур с подробностями снаряжения воина того времени, наконец, характере лиц изображенных воинов сказалась рука русского мастера.

  Как и живопись, русское декоративное искусство до монголо-татарского ига представляло целостное явление. Примечательно, что произведения не только одного стиля, но и с общими мотивами и сюжетами были распространены и на суздальском северо-востоке, и в Новгородской земле, и на юге Киевщины. Общие мотивы и сюжеты наблюдаются в разных видах городского и деревенского творчества. Во всем этом сказались черты единой культуры, блистательного расцвета Киевского русского государства.